Во время радиопередачи Джефа Сайкса я вдруг увидел совершенно
незнакомого мне Дональда Шимоду. Передача началась в девять вечера и шла до
полуночи. Мы сидели в крохотной комнатке, заставленной катушками с
рекламными заставками, записанными на пленку, кругом было полно каких-то
кнопочек и циферблатов.
Беседу с нами Сайкс начал с того, что поинтересовался, не нарушаем ли
мы закон, когда летаем по стране на старых самолетах и катаем пассажиров.
Ответ был прост. Ничего противозаконного в этом нет, и наши самолеты
так же тщательно проверяются полетной инспекцией, как и реактивные лайнеры.
Они надежней и безопасней, чем большинство современных самолетов из металла,
и для полетов достаточно лишь получить лицензию и разрешение фермера
использовать его поле. Но Шимода сказал совсем иное. «Никто не может
помешать нам делать то, что мы хотим, Джеф», — ответил он.
Конечно же, он был прав, но в его ответе не хватало тактичности, а без
нее не обойтись, когда выступаешь перед радиослушателями, интересующимися, с
чего это мы тут разлетались на наших этажерках. Не прошло и минуты, как на
пульте Сайкса замигал огонек телефонного звонка.
«Нам звонят по линии один», — сказал Сайкс в микрофон. «Слушаю вас,
мадам».
«Я в эфире?»
«Да, мадам, вы в эфире, а в передаче принимает участие наш гость,
летчик Дональд Шимода. Говорите, пожалуйста, мы все вас слушаем».
«Я хотела бы сказать этому парню, что вовсе не все делают то, что
хотели бы, и что некоторым приходится работать, чтобы заработать себе на
хлеб, и чувствовать ответственность, а не просто паясничать в воздушном
балагане!»
«Люди, работающие ради куска хлеба, делают то, что им больше всего
хочется», — сказал Шимода. «Так же как и те, кто зарабатывает свой хлеб
играючи…»
«В Писании сказано: «В поте лица своего будешь ты добывать свой хлеб, и
в печали будешь ты его есть».
«Мы вольны поступать и так, если захотим».
«Делай то, что можешь!» Мне надоели люди, вроде вас, твердящие: «делай
то, что можешь!», «делай то, что можешь!». Из-за вас люди становятся
совершенно необузданными, и они уничтожат мир. Они его уже уничтожают.
Посмотрите только, что творится с растениями, реками и океанами!»
Она по крайней мере раз пятьдесят давала ему прекрасную возможность для
достойного ответа, но он ни разу ей не воспользовался. «И прекрасно, если
этот мир будет уничтожен», — сказал он. «Есть миллиард других миров, которые
мы можем создать, или выбрать для себя. До тех пор, пока люди хотят
держаться планет, у них будут планеты, пригодные для жизни».
Это вряд ли было расчитано на то, чтобы успокоить собеседницу, и я,
совершенно сбитый с толку, посмотрел на Шимоду. Он говорил, имея в виду
перспектву многих и многих жизней, использовал знания, которые доступны лишь
Мастеру. Эта женщина, естественно, считала, что разговор относится лишь к
реальности данного единственного мира, который начинается рождением и
заканчивается смертью. Он знал это… почему он не делал скидок?
«Так все, значит, распрекрсно?» — спросила она. «В мире нет зла, и
вокруг нас никто не грешит? Вас, похоже, это не волнует».
«А тут нечему волноваться, мадам. Мы видим лишь крошчную частичку
единой жизни, да и эта частичка иллюзорна. В мире все уравновешено, никто не
страдает и никто не умирает, не дав на это своего согласия. Нет ни добра, ни
зла вне того, что делает нас счастливыми и несчастными».
От его слов ей вовсе не становилось спокойней. Но внезапно она
замолчала, а затем тихо спросила: «Откуда вы знаете все то, о чем говорите?
Откуда вы знаете, что все это истинно?»
«Я не знаю, истинно ли все это», — ответил он. «Я просто в это верю,
потому что это доставляет мне радость».
Я прищурился. Он мог бы сказать, что все это он уже попробовал, и все
вышло… исцеление больных, чудеса, сама жизнь, в которой его учение стало
явью, — это доказывает то, что слова его истинны и совершенно реальны. Но он
промолчал. Почему?
Этому есть причина. Сквозь узенькую щелку между веками я едва различал
в полумраке комнаты смутный силуэт Шимоды, склонившегося над микрофоном. Он
говорил прямо в лоб, не давая никакой воможности выбора, не прилагая ни
малейших усилий помочь бедным радиослушателям понять его.
«В истории мира, все, кто сыграл хоть какую-то мало-мальски важную
роль, все, кто когда-либо испытал счастье, все, кто хоть что-нибудь подарил
миру, были божественно эгоистичны, жили ради собственных интересов. Все без
исключения».
Следующим в разговор вступил мужчина. Время в тот вечер летело очень
быстро. «Эгоисты! Мистер, а вы знаете, кто такой Антихрст?»
На секунду Шимода улыбнулся и откинулся на спинку стула. Казалось, что
он знал нового собеседника лично.
«Может быть, вы мне сами скажете?» — ответил он вопросом на вопрос.
«Христос говорил, что мы должны жить ради наших ближних. Антихрст
говорит, будь эгоистом, живи ради себя, и пусть все катятся к чертям в ад».
«Или рай, или туда, куда они сами захотят отправиться».
«Вы очень опасны, вы знаете об этом, мистер? А что, если все
наслушаются вас и начнут делать то, что они хотят? Что по-вашему случится
тогда?»
«Я думаю, что тогда наша планета стала бы самой счастливой в этой части
Галактики», — ответил Шимода.
«Мистер, мне не хочется, чтобы мои дети услышали ваши речи».
«А что хотят услышать ваши дети?»
«Если мы все свободны делать то, что захотим, значит, я могу прийти к
вам на поле с моим дробовиком и прострелить вашу дурацкую башку».
«Конечно, вы вольны это сделать».
Было слышно, как трубка с грохотом упала на рычаг. Где-то в городе был
по-крайней мере один рассерженный человек. Другие схватились за телефоны, на
пульте ведущего разом замигали все лампочки вызова.
События вовсе не должны были развиваться именно так; он мог бы сказать
те же вещи иначе, и не задевая их самолюбия.
Постепено меня охватывало то же самое чувство, которое я испытал в
Трое, когда толпа рванула к самолету и окружила Шимоду. Пора, явно пора нам
было отправляться в путь.
«Справочник» там, в студии, мне совсем не помог.
Для того,
чтобы стать свободным и счастливым,
ты должен пожертвовать
скукой.
Не всегда такую жертву принести
легко.
Джеф Сайкс рассказал всем, что наши самолеты стоят на поле Джона Томаса
у дороги номер 41 и что мы спим там же, прямо у самолетов.
Я чувствовал, что на нас накатывают волны злости, исходящие от людей,
которые боялись за нравственность своих детей, за будущее американского
образа жизни, и это меня совершенно не радовало. До конца передачи было еще
полчаса, а дела шли все хуже и хуже.
«А знаете, мистер, я думаю6 что вы — обманщик», — сказал следующий.
«Конечно, я — обманщик. Мы все обманщики в этом мире, все стараемся
казаться не тем, что мы есть на самом деле. Мы — это вовсе не тела,
разгуливающие по Земле, мы не состоим из молекул и атомов. Мы — идеи
Абсолюта, которые невозможно уничтожить или убить, как бы сильно мы ни
верили в смерть…»
Он бы сам первым напомнил мне, что я волен уйти, если мне не нравятся
его слова, он посмеялся бы над тем, что мне мерещатся толпы, ждущие с
факелами у самолетов, чтобы тут же разорвать нас на клочки.
Автор
