29.03.24

 

На Среднем Западе фермеру без хорошего поля не обойтись. Не обойтись
без него и странствующим авиаторам — ведь надо быть поближе к своим
клиентам. Подойдет лишь поле, расположенное рядом с городом, но так, чтобы
не приходилось низко пролетать над домами; с калиткой в ограде и удобной
дорогой к нему; достаточно длинное и ровное — для того, чтобы самолет мог
безопасно взлетать и садиться, и не развалиться при этом от тряски по
ухабам; чтобы с него уже убрали урожай, или оно было отведено под пастбище,
но чтоб там не было коров — больших любительниц полакомиться обшивкой. А
главное, чтобы хозяин поля разрешил использовать его на денек для полетов.
Я думал об этом, пока мы летели на север посреди субботнего утра,
мессия и я, и земля, расцвеченная изумрудами и золотом, потихоньку
проплывала метрах в трехстах под нами. Самолет Дональда, громко фырча
мотором, летел рядом с моим правым крылом, и его обшивка, словно зеркало,
посылала во все стороны стаи солнечных зайчиков. Прекрасный самолет, думал
я, но уж больно он велик для того, чтобы в наши трудные времена зарабатывать
себе на кусок хлеба, скитаясь по стране. Конечно, он может взять сразу двух
пассажиров, но он в два раза тяжелее моего «Флита», а для взлета или посадки
ему надо намного больше места. Когда-то и у меня был «Трэвэл Эйр», но в
конце концов мне удалось обменять его на «Флит», который может садиться на
крошечных площадках, чаще всего встречающихся поблизости от городов. Мой
самолет может сесть на поле длиной метров где-то сто пятьдесят, а «Трэвэл
Эйр» надо метров триста-четыреста. Если связаться с этим парнем, подумал я,
то его самолет свяжет мне руки.
И конечно же, как только у меня промелькнула эта мысль, я заметил
аккуратное пастбище, прямо у самого городка, проплывающего внизу. Это было
стандартное поле, длиной четыреста метров, разделенное пополам, вторая
половина которого была продана городу под бейсбольную площадку.
Зная, что самолет Шимоды не сможет там приземлиться, я завалил мой
маленький «Флит» на левое крыло, сбросил газ и камнем стал падать к земле.
Колеса коснулись травы, как только я перелетел через ограду, и самолет
замер, не добежав до другого края площадки метров пятьдесят. Я просто хотел
немножко похвастаться, показать ему, на что способен «Флит» в умелых руках.
Я добавил газ и развернулся для взлета, но в этот момент увидел, что
«Трэвэл Эйр» заходит на посадку. С опущенным хвостом и поднятыми вверх
крыльями он напоминал могучего кондора, торжественно садящегося на траву.
Он медленно летел над самой землей, и у меня по спине побежали мурашки.
Сейчас на моих глазах он разобьется. Чтобы посадить «Трэвэл Эйр» необходимо
держать посадочную скорость хотя бы 95 километров в час, ибо он заваливается
на хвост при 80, и неминуемо превращается в лепешку. Но вместо этого я
увидел, как этот бело-золотой самолет замер в воздухе. Точнее не совсем
замер, но он летел со скоростью не более 40 км/час — и это самолет, падающий
вниз при 80! — замер и плавненько коснулся травы всеми тремя колесами. Для
посадки ему понадобилась лишь половина, или три четверти расстояния, которое
пробежал мой «Флит». Я просто сидел в кабине и смотрел, как он подруливает
поближе и выключает двигатель. Тогда я тоже выключил двигатель, по-прежнему
удивленно не сводя с него глаз. Он сказал: «Ты нашел отличное поле. И от
города близко».
Наши первые клиенты, двое молодых ребят на «Хонде» уже сворачивали на
поле, чтобы поглядеть, что здесь такое происходит.
— Что это значит, близко от города? — закричал я, все еще оглохший от
рева мотора.
— До него рукой подать!
— Нет, не то. Что это была за посадка? Как ты смог здесь приземлиться?
Он подмигнул мне — «Волшебство!».
— Нет, Дон, ну правда! Я видел, как ты приземлялся!
Он видел, что я был просто потрясен и довольно сильно испуган.
— Ричард, ты хочешь знать, как заставить гаечные ключи летать в
воздухе, лечить все болезни, превращать воду в вино, гулять по волнам и
сажать неуклюжие самолеты на 30-метровых клочках земли? Ты хочешь знать, как
творить все эти чудеса?
Мне показалось, что он навел на меня луч лазера. «Я просто хочу знать,
как ты смог здесь приземлиться…»
— Слушай! — крикнул он мне из своей кабины. — Этот мир? И все в нем?
Иллюзии, Ричард. Абсолютно все в нем — иллюзии. Ты понимаешь это? — На его
лице не было улыбки, как будто он неожиданно рассердился на меня за то, что
я не знал всего этого раньше.
Мотоцикл остановился около хвоста его самолета, и ребята, судя по их
виду, были бы не прочь прокатиться.
— Да, — это все, что я нашелся сказать в ответ — Иллюзии, понял тебя.
И тут они попросили его покатать их, а мне пришлось идти искать
владельца поля, пока он сам не нашел нас, и взять у него разрешение денек
полетать с его пастбища.
Единственное, что я могу сказать, описывая те взлеты и посадки самолета
Дональда, это то, что его «Трэвэл Эйр» казался замаскированным вертолетом.
Почему-то мне было намного проще примириться с видом тяжелого гаечного
ключа, порхающего в воздухе, чем спокойно смотреть, как его самолет с
пассажирами взлетает на скорости 40 километров в час. Одно дело поверить в
левитацию, когда ты видишь ее своими глазами, и совсем другое дело — верить
в чудеса. Я постоянно думал о том, что он сказал столь неистово. Иллюзии.
Кто-то говорил об этом раньше, когда я был еще совсем маленьким, учился
фокусам — это говорили цирковые волшебники! Они предупреждали нас:
«Послушай, то что ты сейчас увидишь, на самом деле не чудо. Это не настоящее
волшебство. Оно лишь производит такое впечатление, это иллюзия волшебства».
А затем они доставали люстру из грецкого ореха и превращали слона в
теннисную ракетку.
Повинуясь неожиданному приливу проницательности, я достал ‘Справочник
Мессии’ из кармана и открыл его. На странице были напечатаны лишь два
предложения:

 

Каждая проблема таит в себе бесценный дар.

 

И ты создаешь себе проблемы —

 

ведь эти дары тебе крайне необходимы.

 

Сам не знаю как, но эти слова несколько вывели меня из замешательства.
Я продолжал перечитывать их снова и снова, пока не выучил наизусть.
Городок назывался Троя, и это пастбище обещало быть столь же прибыльным
для нас, как и поле около Ферриса. Но в Феррисе я чувствовал себя более
менее спокойно, а здесь в воздухе чувствовалось какое-то напряжение, и оно
мне вовсе не нравилось.
Прогулка в воздухе была для наших пассажиров приключением,
запоминающимся на всю жизнь, а для меня — все это рутина, к которой
примешивалось чувство странной тревоги. Для меня приключением была встреча с
этим парнем… невозможность того, как он взлетает и садится, и те странные
вещи, которые он сказал, чтобы объяснить все это.
Каждый полет «Трэвэл Эйра» был самым настоящим чудом, но жители Трои
были им не более удивлены, чем удивился бы я, услыхав как в полдень в
каком-нибудь городке зазвонил колокол, не звонивший уже полвека… они
просто не знали об абсолютной невозможности того, что происходило у них на
глазах.
«Спасибо за полет!» — говорили они, и: «Вы только этим и
зарабатываете… разве вы не работаете где-нибудь еще?» и «Почему бы вам не
обосноваться где-нибудь в маленьком городке, вроде нашей Трои?», и «Джери!
Твоя ферма не больше картонки для ботинок!»
В тот день нам пришлось жарко. Желающих прокатиться было хоть отбавляй,
и мы должны были неплохо подзаработать. И в то же время, внутри меня голос
начал повторять: «улетай, улетай, улетай подальше отсюда». И раньше я,
бывало, не обращал на него внимания, и каждый раз жалел об этом.
Часа в три у меня кончился бензин. Я дважды сходил на заправку с двумя
25-литровыми канистрами, и только тут до меня дошло, что я ни разу не видел,
как заправляется Шимода. Он мог заправить самолет только перед прилетом в
Феррис, но на моих глазах он летал уже восьмой час подряд, не доливая ни
капли бензина. Я знал, что он был хорошим человеком и не причинит мне зла,
но мне снова стало страшно. Если специально экономить топливо, лететь на
бедной смеси при минимальных оборотах, то можно растянуть бак на пять часов
полета. Но уж никак не на восемь часов сплошных взлетов и посадок.
Он продолжал летать, снова и снова взмывая в небо, пока я заливал
бензин в мой центральный бензобак и добавлял масло в двигатель. Желающих
полетать было много, и казалось, он просто не хотел их разочаровывать
длительным перерывом.
Однако, я перехватил его, когда он помогал подняться мужу с женой в
носовую кабину его самолета. Я старался говорить как можно спокойней.
— Дон, как у тебя с топливом? Бензина не надо? — я стоял у кончика его
крыла с пустой канистрой в руке.
Он глянул мне прямо в глаза и нахмурился, удивившись, будто я спросил
его, нужен ли ему воздух, чтобы дышать.
— Нет, — ответил он, и я почувствовал себя тупым первоклассником,
сидящим за самой дальней партой. — Нет, Ричард, бензина мне не надо.
Это обозлило меня. Я немножко понимаю в самолетных моторах и расходе
бензина. «Ну ладно», — бросил я, — «а как насчет урана?»
Он рассмеялся, и я тут же растаял. «Нет, спасибо. Я загрузился еще в
прошлом году». Он залез в кабину и улетел в высь, сделав очередной
сверхъестественно медленный взлет.
Сначала я мечтал, чтобы все эти люди разошлись по домам, потом — чтобы
мы просто улетели отсюда побыстрее, бросив все, затем — что у меня хватит
ума убраться отсюда в одиночку и немедленно. Я мечтал лишь о том, чтобы
улететь и найти большое пустое поле вдали от города, чтобы просто посидеть и
подумать, записать все, что происходит в мой бортжурнал, и попытаться найти
в этом хоть какой-нибудь смысл.
Я сидел у своего самолета, дожидаясь пока Шимода снова приземлится, а
затем подошел к его кабине, закрываясь от урагана, рожденного большим
пропеллером.
— Я уже налетался, Дон. Отправлюсь в путь, приземлюсь где-нибудь
подальше от городов и немножко отдохну. Летать с тобой было здорово.
Как-нибудь увидимся, О’кей?
Он и глазом не моргнул. «Еще разик, и летим вместе. Один парень уж
больно долго ждет».
— Ну хорошо.
Парень ждал, сидя в потрепанной инвалидной коляске. Казалось его вбила
в сиденье огромная сила тяжести, но он был здесь потому, что хотел летать.
Там, около своих машин ожидало еще человек сорок или пятьдесят, и все они
жаждали поглазеть на то, как Дон собирается поднять этого парня из коляски в
самолет.
А он об этом вовсе и не думал. «Ты хочешь лететь?» Человек в коляске
криво улыбнулся и мотнул головой.
— Ну пойдем, пора! — сказал Дон тихо, как будто он говорил с человеком,
долго стоявшим за боковой чертой поля, и настало уже время ему снова
возвращаться в игру. Сейчас, глядя назад, можно сказать, что в тот момент
необычной могла показаться лишь сила, звучащая в его голосе. Слова простые,
но в то же время это был приказ, и парню надо было без разговоров вставать и
идти в самолет. А потом произошло все так, как будто до этого парень просто
играл свою роль калеки, и наконец доиграл уже заключительную сцену. Все
было, как в кино. Немыслимая тяжесть исчезла, будто ее и не было, он
выскочил из коляски и, удивляясь самому себе, пустился вприпрыжку к
самолету.
Я стоял неподалеку и слышал его слова.
— Что вы сделали? — спросил он, — Что вы со мной сделали?
— Так ты полетишь, или нет? — повторил Дон. — Цена три доллара. Деньги
вперед».
— Я лечу! — сказал он. Шимода даже не помог ему подняться наверх в
кабину, хотя обычно он это делал.
Люди выскочили из машин. Послышались удивленные возгласы, но тут же все
смолкли. Они были поражены — этот человек не ходил уже одиннадцать лет, с
тех пор как его грузовик рухнул с моста.
Подобно ребенку, приладившему крылья из простыни, он заскочил в кабину
и уселся. При этом он так размахивал руками, будто ему их только что
подарили.
Никто еще не успел вымолвить ни слова, а Дон нажал на газ, и самолет
поднялся вверх, стремительно набирая высоту.
Бывало ли вам когда-нибудь очень хорошо и немножко страшно
одновременно? С Шимодой мне пришлось испытать это не раз. Вот оно чудо —
волшебное исцеление человека, судя по всему заслужившего его, и в то же
время что-то нехорошее должно было случиться, когда эти двое вернуться.
Люди, ожидавшие их появления, сбились в толпу, толпа становится
неуправляемой, а это уже совсем плохо. Тянулись минуты, все неотрывно
следили за маленьким бипланом, беззаботно парящим в лучах солнца, и вот-вот
должно было случиться нечто ужасное.
«Трэвэл Эйр» сделал несколько крутых «восьмерок» пролетел по спирали, а
затем он медленно пошел на посадку, напоминая тарахтящую летающую тарелку.
Если у него хоть немного есть голова на плечах, он высадит пассажира на
дальнем конце поля, быстро взлетит и исчезнет. Собиралось все больше и
больше народу; какая-то женщина бежала изо всех сил, катя перед собой еще
одну инвалидную коляску.
Он подрулил прямо к толпе, развернул самолет так, чтобы не задеть их
пропеллером, и выключил двигатель. Люди подбежали к кабине, и мне
показалось, что они готовы разорвать обшивку фюзеляжа, лишь бы добраться до
этих двоих.
Может я поступил трусливо? Я не знаю. Я подошел к моему самолету,
подкачал бензин, крутанул винт и завел двигатель. Затем я забрался в кабину,
развернул «Флит» против ветра и взлетел. Я еще успел заметить, как Дональд
Шимода сел на бортик своей кабины, а толпа окружила его со всех сторон.
Я повернул на восток, потом на юго-восток, а затем я приземлился на
ночлег на первом же большом поле, на котором росли тенистые деревья и журчал
ручей. А поблизости — ни одного города.

Автор